Продавщица выставляет десять бутылок пива на прилавок. Я говорю:
-А эту не могли бы заменить? Здесь этикетка порвана…
-Что, боишься - не продашь?
Она забирает бутылку, ставит вместо нее другую.

Камера хранения. Даю кассирше двадцать рублей, она пододвигает две стертых пятнашки, отрывает квитанцию.
-При получении предъявлять.
Иду вдоль ячеек, останавливаюсь у свободной, с приоткрытой дверкой. Под батареей спит бомж в темно-синем пальто. Под глазами - синяки, на губе запеклась кровь.

Звенит будильник. Шесть утра. Я вскакиваю, начинаю одеваться.

На остановке - толпа работяг. Подходит грязный трамвай, люди кидаются занимать сиденья. Я протискиваюсь в угол на задней площадке.

Подъезжаем к тракторному заводу. У дверей один мужик орет другому:
-Что, выходишь?
-Нет.
-А хули тогда стал на проходе?
-Тебя не спросил.
Двери открываются. Мужик, выходя, цепляет второго за куртку. Оба выпрыгивают, толкают друг друга, начинают махаться. Дверь закрывается, трамвай отъезжает. Я смотрю через заднее стекло. Мужики дерутся на рельсах. Их фигуры уменьшаются.

Захожу в камеру хранения. Воняет гнилыми помидорами. Тетка роется в бауле. Мужик пересыпает из одного пакета в другой "сникерсы". Я открываю ячейку, вынимаю бутылки, ставлю в рюкзак.

Четыре бабки стоят под табло расписания, держат по бутылке пива. Я встаю рядом, достаю из рюкзака бутылку.
Бабка в вязаной шапке кивает мне, улыбается. У нее под глазом синяк, во рту - редкие желтые зубы.
-Дёшава не атдавай. Мы тут усе держым цену - сорак с сабой, трыццать пять на месте. И смотры: увидишь мильтонау, што сюда идут - сразу крычы. И - бягом.
-Что, гоняют?
-А ты как думау? Адна стала качать права - разбили усе пиво палками. Харашо еще, што штрафу не дали.
-Молодой, работать надо, а не спекулировать, - бурчит бабка в зимнем пальто. - Это мы - пенсионеры, жить на что. Живём, как говорится, на три "Д": доедаем, донашиваем, доживаем. А ты работать можешь…
-Когда мне работать? Я студент.
Из тоннеля высыпает толпа - подошла электричка. Мужики подходят ко мне, к бабкам. Работяга с "приминой" в зубах говорит:
-Одну на месте.
Я открываю бутылку, даю ему, забираю "бобра" и "зайца". Он выпивает пиво одним глотком, высоко закинув голову. Плохо выбритый кадык ходит вверх-вниз.

Прячу в рюкзак бутылку с обслюнявленным горлом и пузырями внутри. Подходит седой волосатый дядька в пальто, с облезлой холщовой сумкой. На сумке - портреты "битлов".
-Почем ваше пиво, мальчик?
-Сорок с собой, тридцать пять на месте.
-Две, будьте добры.
Он вытаскивает мятую старую сотню. Руки дрожат.
Я достаю две бутылки. Он осторожно кладет их в сумку, бормочет:
-Вот они, рыбки...
У дядьки - большие мокрые губы. Я даю ему сдачу.
-Спасибо, мальчик, спасибо. Вот и наши мальчики тоже…
-Что - тоже?
Он махает рукой, поворачивается, ковыляет к остановке.

Холодно. Я переминаюсь с ноги на ногу, топаю. Через дорогу, за привокзальной площадью, светятся желтые буквы - реклама "Приорбанка".
Бабка с синяком орет:
-Пиво, пиво, пиво!
-От пива будешь сцать криво, - говорит мужик в дерматиновой куртке.
-Ну, маладец! Ну сказау! - Бабка хохочет. - Сцать криво!

Пять минут восьмого. Осталась последняя бутылка. Почти все бабки уже ушли.
-Почем? - спрашивает пацан в "косухе", с серьгой.
-Тридцать пять на месте, сорок с собой.
-Отдашь за тридцать пять с собой, а?
-Ладно, бери.
Я иду к остановке. В рюкзаке звенят пять пустых бутылок. Мой навар за утро - 170 рублей.

В фойе института - никого, до занятий - сорок минут.
Захожу в пустую аудиторию, сажусь, достаю распечатку по грамматике - слова к теме "Shopping".

[...]

Базар. Пригревает солнце, я расстегиваю куртку.
Рядом Люба и Валя продают носки.
Лысый поляк в синем плаще спрашивает:
-Или твой скарпэт?
-Пять тысяч, - отвечает Люба.
-Бардзо дрого, - говорит поляк. - Я пакупив по тысенции.
Тетка махает рукой.
-То спиздили, так? - Поляк хохочет.

Бабка с черной сумкой рассматривает мой набор ложек, кладет на место, уходит. Напротив нас тетка продает кружевные женские трусы. Молодая полячка в длинном черном пальто долго смотрит их, растягивает, расстегивает пальто, прикладывает к своей миниюбке.

Чисто выбритый дядька спрашивает у меня:
-"Рояль"?
Я мотаю головой. Он уходит.
Подходит старший.
-Ну что, студент, как торговля? Расходится товар потиху?
-Ну да.
-И хорошо. Слушай, это самое. Сегодня вроде как последний день - завтра утром на Белосток, а там - закупка, и все… Короче, есть предложение: собраться по двадцать пять тысенций, купить поесть, выпить. Ты как, вообще пьешь?
-Пью.
-Ну так как, присоединяешься?
-Спасибо…
-Спасибо - да, или спасибо - нет?
-Спасибо - да.
-Тогда деньги на бочку.
Я вытаскиваю из кармана джинсов мятые пятитысячные.

*

Анжела сидит на коленях у старшего. Он базарит:
-Здесь бригад рэкетиров - сотни. Это еще хорошо, что так: за три дня ни разу не залупнулись. Это очень даже хорошо. А то часто бывает, что сразу, в первый день. Но они в основном в больших городах - Варшава там, Лодзь…
-А в Белостоке бывают? - спрашивает Анжела.
-В Белостоке тоже могут быть, поэтому по одному не ходите - не советую. Если человек пять - тогда не полезут. Они ж тоже не дурные, не хотят, чтоб было много шума - полиция там…
-Ты ж говорил - полиция их не трогает, им до жопы, - говорит Маргелов. - Типа - своих пиздите, сколько хотите, только чтоб поляков не трогали…
-Правильно, если на трассе, то делайте, что хотите. А если в городе, на базаре, то им самим невыгодно. В Белостоке на базаре поляки торгуют - кожу там, свитера продают. Если там будет сильный рэкет, то наши не будут ездить, покупать у них - полякам бизнеса не будет. Поэтому эти гондоны стараются без шума - одного кого-нибудь заловить, бабки вытрясти и съебаться. А вообще, конечно, рэкетиры опаснее всего на трассе. Раз ехали с группой от Варшавы, и поляки сами предложили - охрана до границы, полмиллиона с автобуса. Это меньше, чем по двадцать тысяч с носа. И что вы думаете? Наши нищеебцы не захотели. Выехали, а на трассе - рэкет, и не как обычно, а отморозки какие-то: по пятьдесят долларов с человека. Во как. Ну что, еще по сто грамм?
Старший берет бутылку, разливает в пластиковые стаканы. Маргелов кривит губы.
-Охереть надо - пшецкую водку пить. Своей сколько привезли…
-Свою всю попродавали и попили. Ты что предлагаешь теперь трезвыми ходить? Ну, за то, чтоб завтра под молотки не попасть, чтоб до границы без приключений…
Выпиваем. Я беру рукой вареную сосиску и кусок белого хлеба, жую.
-У меня пацан знакомый был, - говорит Жора. Он высокий, худой, в "левом" спортивном костюме "Puma". - Тоже по этому делу - ну, рэкет, короче. Но он был честный рэкетир. Никогда никого не трогал. Всегда носил с собой баночку краски. Если кто платить не хочет, он краску - на товар, и тогда ты точно ничего не продашь. Убили его в Варшаве, пшеки-полицейские, какие-то разборки там у них пошли…
Старший говорит:
-Иногда свои бывают - хуже всяких рэкетиров. Раз у меня в группе умер мужик. Автобусная была поездка, через Брест. Только переехали границу - и все, кирдык. Сердце слабое было. Плюс, видно переволновался на таможне. Ну, я что? Давайте, говорю, разворачиваться, раз такое случилось. А люди - ни за что. Деньги за путевку уплочены, как это - назад? Говорил с ними, может, час, уговаривал. Типа, что там деньги, когда такое дело? А они - все равно: поехали торговать. Ну и что вы думаете, пришлось сделать? В мешок полиэтиленовый положили его, и все три дня возили с собой.

Жора дремлет на кровати. Маргелов курит, стряхивает пепел в бутылку от польской водки. Старший обнимает Анжелу за плечи, негромко говорит ей:
-Мне эта Польша знаешь, сколько здоровья стоила? Я людей сюда вожу два года. Это - восемнадцатая поездка. Нормально, да? Хочешь посмотреть, какой я раньше был?
Он вытаскивает из кармана рубашки потертый загранпаспорт, открывает на последней странице, показывает. На фотографии - широкая толстая рожа.
-Ладно, ты особо не прибедняйся, - говорит Маргелов. - Машину взял - "пятерку", новяк. Что, мало?
-Немало…
-Ну так и не это самое. Я вон никак на видик не могу заработать - третий раз уже.
-Сам виноват - все проебываешь.
-Ай, сколько той жизни…

Старший выключает свет. Анжела садится на кровать старшего, снимает кофту. Мелькает черный лифчик. Старший стягивает джинсы-"мальвины", остается в "семейных" трусах и высоко натянутых носках. Спереди трусы оттопыриваются.
Жора храпит на кровати у окна. Маргелов ворочается во сне, неразборчиво бубнит.
Анжела стягивает колготки, бросает на тумбочку. На ней трусы черного цвета. Она и старший залезают под одеяло, возятся. Скрипит кровать. У меня встает, я дрочу.

*

Вздрагиваю, просыпаюсь. Кто-то орет:
-Хули ты мозги ебешь? Я что, плохо объяснил?
Автобус стоит на обочине, у леса. Над шоссе - туман. По салону идут бугай в рыжей кожанке и дядька с усами, в пуховике.
Бугай выхватывает у Анжелы мятые "тысенцыи", считает.
-Сто пятьдесят, я сказал - сто пятьдесят.
-Я сто пятьдесят и дала…
Усатый подходит ко мне.
-Сто пятьдесят тысяч.
Я сую руку в карман, достаю деньги.
Спереди старший что-то говорит быку в вязаной шапке. Бык кричит:
-Не еби вола!
Я отдаю усатому деньги.
Старая тетка говорит бугаю:
-Да нет у меня, растратила все, внукам купила…
Он хватает ее сережку в ухе.
-Тогда это снимай, если бабок нет. Кому сказал?
Тетка роется в сумке. У нее дрожат руки.

Идем по базару в Белостоке - я, старший, Анжела и Жора. Ряды одинаковых павильонов. Обменники с вывесками "Kantor". Надписи на русском: "Джинсы", "Кожа", "Ангора". Старший говорит:
-Для себя покупать лучше в палатках, там дешевле. У этих только если оптом.

Вся палатка завешана джинсами. Рядом с нами - еще одна компания русских. Толстый мужик обнимает за плечи тетку с короткой стрижкой.
-Ну что ты, как девочка? Зайди и померь.
-Ага, девочка, у нее уже тридцать четыре аборта было, - говорит другой мужик.
Они хохочут. Тетка заходит в палатку, снимает штаны, остается в красных трусах. На правом колене - большой пожелтевший синяк. Она натягивает синие джинсы.
Я показываю на черные джинсы "Cross", спрашиваю продавщицу:
-Иле то каштуе?
-Пятнасьце доларов.
Тетка снимает джинсы, отдает продавщице деньги. Полячка сует их в сумку на поясе. Я захожу в палатку, стягиваю грязные "ливайсы".

Старший говорит:
-Теперь баксы провезти через границу - и все, можно бухать.
Я спрашиваю:
-А что, нельзя вывозить?
-А, ну да - ты ж первый раз. Пшеки не хотят, чтоб вывозили доллары, им не выгодно. Им надо, чтоб мы здесь, у них деньги тратили… Так что могут доебаться. Прячь деньги хорошо, а то получится, что зря съездил.
Анжела спрашивает:
-А на личный досмотр часто вызывают?
-Тебя - обязательно. А вообще, кроме шуток, - могут вызвать любого. Но я вот сколько вожу - тьфу-тьфу-тьфу, такого не было. Поляки не любят грузинов, армян - черножопых, короче. Раз, помню, стояли на таможне в Бресте, и их приехал целый автобус. Мужиков всех - на личный досмотр, а баб - в гинекологический кабинет. И что вы думаете - нашли золотые цепочки, у мужиков - в резинках трусов, ну а у женщин, соответственно…
-Это неправда, ты сам придумал, - говорит Анжела.
-Ничего не придумал, все так и было. Хочешь - сама спроси у поляков, они тебе много чего расскажут.

[...]

 

Выставка "Турбизнес-93" на ВДНХ. Я, Людка и Серега сидим на табуретах за стендом. Стенд узкий, метра полтора - мы еле умещаемся. На стенде - листки с рекламой тура в Прагу. Сзади, за занавеской, в "комнате для переговоров", у шефа встреча с двумя чехами. Он спрашивает:
-Что может заинтересовать чешских туристов в Белоруссии?
-Ничего. - Чех хорошо говорит по-русски, почти без акцента. - Я не знаю чеха, который хотел поехать в Россию, тем более - Белоруссия. Давайте лучше по нашим предложениям. Мы предложим самые лучшие цены по Праге, дешевле цен никто не даст.
-Это понятно, я взял ваши прайсы, но мне надо посоветоваться с компаньоном - я один такие решения не принимаю.

У стендов тусуются пенсионеры, студенты и люди из турфирм. Многие берут рекламные проспекты, суют в сумки.
Толстая тетка в пальто читает нашу листовку, бубнит под нос:
-Дороговато, дороговато… Мы, все-таки госслужащие.
Серега шепчет:
-Знаю я таких - сидят на взятках и еще ноют…
Тетка складывает листок вчетверо, кладет в карман.

Появляется толпа пацанов лет по шестнадцать. Серега говорит:
-Эти - из сто второго училища, здесь рядом. Знают, что сегодня последний день, будет презентация.
-Что значит - презентация?
-Будут наливать на халяву.
-Серьезно?
-Да, примерно в три часа.

Рядом с шефом - лысый мужик в расстегнутой дубленке и синем спортивном костюме.
-Володя, Сергей - для вас важное задание. Надо проводить партнера с Украины в гостиницу "Беларусь". Он на машине, но водитель не знает, как проехать. Решайте, кто из вас поедет. Или вдвоем?
-Вдвоем, - говорит Серега. Он шепчет мне на ухо:
-Как раз успеем до презентации.

Подходим к забрызганной грязью белой "волге". Мужик садится рядом с водителем, мы - на заднее сиденье. Серега говорит:
-Сейчас прямо, до поворота.
Машина трогается. Серега спрашивает лысого:
-А что это вы на "волге" ездите?
-А на чем надо?
-Ну, на "мерседесе" каком-нибудь, в крайнем случае - на "БМВ".
-На "мерседесе" скоро любой колхозник будет ездить. А "волга" - это всегда "волга", видно, что не кто попало едет, а солидный человек.

Две девушки в коротких юбках разливают вино из бутылок в пластиковые стаканы. Пацаны из училища проглатывают вино и встают в очередь за новой порцией. Ожидая, они рассматривают ноги девушек.
Мы с Серегой стоим со стаканами в стороне. Я спрашиваю:
-На фига нашей конторе эта выставка? Нам это что-то дает?
-Сказать тебе честно? Ничего. Триста баксов на ветер, зато боссу радость: отметился, показал знакомым, что фирма еще не развалилась.
-Какого числа обычно зарплата?
-Официально - в первый день месяца, вчера должны были дать за ноябрь. Но босс всегда задерживает. Сейчас, как будто, из-за выставки, в следующем придумает новую отмазку. Ты с какого числа работаешь?
-Со второго.
-Уже целый месяц… Ну и как, не думаешь пока свалить?
-Да некуда, в общем. Хотя я и заколебался факсы отправлять - это любой может сделать, здесь язык не нужен, ничего не нужно. Обезьяну посади - и она будет отправлять.
-Я же тебе говорил - он тебя взял ради своих понтов…
-А чего он тогда все время базарит - "расширение бизнеса", "новые проекты"…
-Лажа это, ничего не будет. Чтобы сделать нормальный проект, нужны партнеры. А этот его партнер - мудак, друг институтский. Два года назад открыл фирму - торгуют автозапчастями, причем торгуют по мелочи, потому что идиоты. Сейчас на этом знаешь, как можно раскрутиться? А они сидят, копейки зарабатывают. У него была пара тысяч баксов свободных - он сунулся к боссу, давай буду "инвестором". Надо ж понтонуться…

*

Людка говорит:
-Володя, шеф зовет - получи зарплату.
Она держит пачку тысячных купюр. Я отодвигаю стул, встаю.
Шеф сидит за столом с чашкой кофе, в пепельнице дымится сигарета. Окно приоткрыто, в него затягивает холод. Он рассматривает меня, наморщив лоб.
-Ну что, Володя, первая зарплата? Понимаю, какая радость у тебя внутри по этому поводу, и полностью ее разделяю. Хотя должен сказать, что свою зарплату ты пока не отрабатываешь. Это, так сказать, аванс, и я, хоть и не хочу омрачать твою радость, но все же об этом напоминаю.
-Ну, это ведь не только от меня зависит… Проекты, про которые вы говорили, пока не работают…
-А вот в этом ты не прав, Володя. Я сейчас скажу тебе одну важную вещь: всегда надо начинать с себя. Не надо смотреть на других, кто как работает, у кого как получается - и так далее. В первую очередь - на себя. Это я тебе по-хорошему говорю, не в обиду - как старший товарищ, можно сказать.
Он вынимает из кармана пачку "зубров", отсчитывает, пододвигает ко мне открытую общую тетрадь.
-Распишись вот здесь.
Я расписываюсь на засаленной странице, против своей фамилии.
-Спасибо.
-Пожалуйста. И помни, что я тебе сказал.

[...]

Франкфурт. Грузовой переход. Фуры по одной подъезжают к пограничной будке. Темнеет.
Махаю рукой. Тормозит "Scania" с российскими номерами.
Водитель - маленький, пожилой, в очках с толстыми стеклами.
-Здравствуйте! Не подвезете в Германию?
-Что, путешествуешь?
-Ага.
-Ну, залезай.
Поднимаюсь в высокую кабину, бросаю рюкзак под ноги. Фура впереди трогается, наша - тоже.
-Куда тебе?
-В Берлин.
-Мне - подальше, в Голландию. Но до Берлина я тебя не довезу - километров десять, потом - в "отстойник", спать. У немцев - ограничение: больше двенадцати часов в сутки ехать нельзя, могут оштрафовать.
-А почему так?
-Профсоюзы. Раз у них самих больше нельзя, то требуют, чтобы и все остальные. Уроды...
-А как они узнают?
-Обыкновенно. Вот шпион. - Он щелкает по панели. - Все записывает: сколько еду, с какой скоростью… У них здесь все это хитрожопо сделано. А кто у тебя в Берлине?
-Так, друзья.
-Не бойся, высажу тебя на стоянке - сразу подберут. Отсюда до Берлина - километров сто пятьдесят, всего ничего.
Справа светится красно-желтая заправка.
-Здесь - Европа, цивилизация, а там... - Мужик отрывает руку от руля, махает назад. - Полная жопа. Ельцин, скотина, Россию распродает. Сначала Горбачев довел до ручки, теперь этот хочет завершить. Все, недолго осталось.
-И что будет?
-Что будет? А я тебе скажу, что будет. Пиздец будет полный. Вот что.
-В каком смысле? Третья мировая?
-Нет, это вряд ли. Воевать на нас никто не полезет - кому мы сейчас нужны? Для них, для немцев, американцев всяких, мы - во-первых - источник сырья, а во-вторых - рынок сбыта. Так что мировая - вряд ли. Не тот момент. А вот если гражданская или что-то подобное - не удивлюсь. Видишь, что происходит в Югославии? А ведь была благополучная страна, я в восемьдесят первом году по путевке ездил. Ты вообще первый раз за бугром?
-Третий. Два раза в Польше был.
-Ну, Польша… Нашел мне заграницу. Вот сейчас настоящую заграницу увидишь. А главное - палку поставь какой-нибудь немке, иначе считай, что и не был в Германии. Все они бляди - и немки, и наши. У меня вот - жена молодая, можно сказать. На семнадцать лет старше я. Ребенку два года. И что ты думаешь? Гуляет. Я все знаю, конечно. Только я в рейс - она мужика приводит. Я ее убью когда-нибудь, на хуй. И ничего мне не сделают. Посадят месяца на три, потом отпустят по амнистии, раз ребенок малый.
-А может, это неправда?
-Что неправда?
-Что гуляет…
-Я что, похож на дурака? Между прочим, я в свое время университет закончил, аспирантуру, преподавателем философии работал. Что, не веришь?
-Верю. Просто как-то странно…
-Ничего тут странного нет. Я давно просек, что к чему. И философия мне в этом помогла: понял, что ситуация меняется, что надо деньги зарабатывать, а не болтать. Я семь лет назад пошел к институтскому начальству и говорю, что так и так, на свою зарплату содержать семью не могу - я тогда еще с первой жил. И мне разрешили после занятий, во вторую смену, работать водителем на хлебозаводе. А три года назад ушел из института своего в дальнобои - причем переводом, без потери стажа. С кафедры философии - на автобазу, и переводом? И нисколько не жалею. Жировать не жирую, но на хлеб с маслом хватает. Чего ей еще надо? Подруги вон улицу метут, объявления расклеивают… Она, кстати, моей студенткой была.
-А-а-а...
-Что "а-а-а"? У нас с ней знаешь, какой красивый роман был? Все завидовали. Встречал ее после занятий, цветы дарил, в рестораны приглашал - не то, что студентик какой-нибудь нищий. А как начал ездить в рейсы, сразу началось. Я ведь, в первую очередь, для нее стараюсь. Мне не так много и надо - старый уже. Ладно, что про это говорить…
Смотрю в окно. Такой же пейзаж, как был в Польше: шоссе, знаки, рекламные щиты.
-А вот и стоянка уже.
-Там туалет бесплатный?
-Да.
Фура притормаживает.
-Ну, счастливо. Становись на выезде к трассе и голосуй - кто-нибудь подберет.
-Спасибо. До свидания.
Я поднимаю рюкзак, выпрыгиваю из кабины.