Я прожил в Минске почти восемь лет – с октября 1992-го по июнь 2000-го, минус отъезды на учебу в Америку (сначала – на семестр, потом – на учебный год).

А в первый раз я оказался в Минске летом 1979-го: проездом на озеро Нарочь, с родителями. Все, что я увидел тогда – отрывочные картинки из окна сначала красно-белого "Икаруса" "Могилев–Минск", потом – ЛАЗа "Минск-Молодечно-Мядель".

В следующий раз я попал в Минск через пять лет, в мае 1984-го, со своим 5-м "б" классом средней школы номер 17 города Могилева. С нами ездила наша классная по прозвищу "Сухая" и кто-то еще из учителей – кто точно, не помню, но желающих скататься на халяву в столицу республики, чтобы купить шоколадных конфет фабрики "Коммунарка" и колбасы, всегда хватало. В могилевских магазинах колбасы тогда не было почти никогда (ливерка и кровяная не в счет), из шоколадных конфет продавались лишь "Осенние" и "Лимонные", а "Коммунарка" выпускала еще и трюфели и "шоколадные бутылочки с ликером".

Минск в ту поездку мы толком не увидели, зато несколько часов бродили по мемориалу в Хатыни. Казенная антивоенная фальшь к тому времени задавила во мне всякое сочувствие к погибшим, и я однозначно скучал. Возвращаясь их Хатыни, мы заехали пообедать в столовую во дворе Дома правительства. Сухая называла ее "фабрика-кухня" и всячески хвалила. Она хвалила вообще все отечественное, грамотно вела "контрпропаганду", рассказывая на уроках, что западные продукты, хоть и упакованы красиво, но "на самом деле невкусные". Не знаю, пробовала ли она когда-нибудь западные продукты, и, если да, то где.

На обратном пути Сухая подсадила ко мне двоечницу по фамилии Соплюкова (учительница химии называла ее "Говнюкова"). Мне с ней не о чем было разговаривать, и я смотрел в окно, замечая непривычные названия на табличках автобусов и трамваев: Дражня, Шабаны, Зеленый Луг-3. В Могилеве был только один Зеленый Луг – конечная остановка троллейбуса "двойки", который ходил мимо нашего дома. Соплюкова в окно не смотрела, обкусывала заусеницы. Через два года она начала заниматься самбо и однажды применила какой-то прием против одноклассника-гопника, который к ней прицепился. Он пролетел метра три, ударился о стену, разбив голову в кровь, с трудом поднялся и больше никогда к Соплюковой не лез.

В том же 84-м, только в августе, папа взял меня с собой в поездку от его ремонтного завода. Профком регулярно оплачивал поездки на футбол и на хоккей на заводском ЛАЗе.

Папа футболом не интересовался, и на стадион мы не пошли. Поэтому я не знаю, с кем тогда играло минское "Динамо", но помню счет – 4:0: мужики с завода всю обратную дорогу обсуждали перспективы "Динамо", склонялись к тому, что будет "золото" - как за два года до этого. "Золота" в итоге не получилось, даже не вошли в призовую тройку.

Тем летом – к сорокалетию освобождения Белоруссии – в Минске запустили метро, и мы с папой проехали несколько станций. Я был в метро в первый раз. Оно показалось каким-то "ненастоящим" - из-за малой глубины в сравнении с виденным в кино московским. Еще мы были в Музее Великой Отечественной войны. Я ничего не запомнил, только самолет у входа в музей. Я сфотографировал его своим первым фотоаппаратом "Смена-8М". Его мне купили месяца за полтора до поездки, и в Минске я отщелкал целую пленку, но потом испортил ее при проявке.

В начале июня 86-го мы приехали в Минск с моим дядей и остановились у дальней родственницы (дяде она приходилась двоюродной тетей, а мне, получается, троюродной бабушкой?). Мы приехали на "Икарусе" на "Восточный" автовокзал в Серебрянке и пошли искать проспект Рокоссовского, на котором жила родственница. Проспект оказался не просто рядом, а мы уже шли по нему.

Через шесть лет я поселился в нескольких остановках от "Восточного" – на улице Плеханова – и снимал там за четыре года комнаты последовательно у четырех старух: трех алкоголичек и одной, которая алкоголь "в рот не брала", но гнала самогонку и продавала единственному "клиенту" - соседу сверху.

Наша родственница работала учительницей в школе, и ей было далеко за пятьдесят, но она была мало похожа на учительниц моей школы. Например, она любила футбол. Тогда проходил чемпионат мира в Мексике, и вечером нашего первого дня в Минске по телевизору показывали матч сборной СССР против французов. Ничья 1:1.

В следующие дни – выходные – родственница со своей подругой и коллегой – той было в районе сорока - показывали нам центр Минска: от Троицкого предместья, где в каком-то кафе я в первый раз увидел, как делают кофе по-восточному, в турке, на горячем песке, до академии наук и парка Горького.

Через год в другом минском парке – парке Челюскинцев - проходил чемпионат БССР по автомодельному спорту. Меня уговорил участвовать тренер – колхозный и злобный мужик по фамилии Дымковец. Разругавшись с ним, я уже год как бросил автомодельный кружок городской станции юных техников, но он нарисовал мне перспективу: станешь "каэмэсом" - кандидатом в мастера спорта СССР. Значок "каэмэса" помогал при поступлении в институт – мне это предстояло через два года, - и я согласился.

В парке визжали моторы моделей, рядом гремел аттракцион "Супер-8" (тогда же я в первый раз на нем прокатился), чей-то кассетник выдавал хэви-метал. Если бы моя модель проехала "как надо", я стал бы этим самым "каэмэсом", но – и справедливо, я ее не делал сам, а Дымковец мне дал готовую! – она проехала говенно, и я вообще не занял никакого места.

Потом было еще несколько приездов в Минск – на весенних каникулах, в город пасмурный и холодный; на рок-фестиваль "Тры колеры" в конце февраля 90-го, когда снег уже вообще растаял весь и запланированный чемпионат мира по биатлону пришлось перенести в Финляндию; на рок-фестиваль к годовщине Чернобыля на стадионе "Динамо" в 91-м году, где успели отыграть "Машина времени", "Чайф", "Разные люди" и несколько третьесортных британских команд, а на выступлении ДДТ отключили свет.

В начале июня 1992-го я в первый раз приехал в Минск "по делу": за списком тем для устного экзамена по немецкому в инязе. Это был уже совсем другой город, и страна тоже была другой: независимая республика Беларусь. В поезде проводница отказалась принять за постель только что выпущенные белорусские деньги - "зайцы": "Нам сказали такие деньги не брать".

Когда я зашел в приемную комиссию спросить про темы – список куда-то исчез со стенда, - председатель комиссии обсуждал с молодым лейтенантом, собиравшимся поступать на заочное, взятку в виде какого-то количества литров дизтоплива. Со мной он ничего обсуждать не стал, только дал отпечатанный на машинке список тем.

А еще через месяц я сел в поезд, чтобы ехать на вступительные экзамены. Я хотел уехать из Могилева на совсем. Был теплый приятный июльский вечер. Поезд тронулся. Мимо открытых окон вагона проплыл могилевский вокзал.