журнал Jalouse, №11 2002

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПАНК С ЖЕЛАТИНОВОГО ЗАВОДА

Вопросы: Михаил Курабье

Рядом с нами, всего в нескольких шагах, существует совершенно другой мир. Это жестокий мир, в котором бьются стенка на стенку за свой район, в котором слабый или просто другой обречен, в котором все бабы - ясно кто, а солнце заменяет лампочка в подъезде блочного дома. Это - мир, который живет по своим законам. Если вы когда-нибудь вечером оказывались в "спальном" районе, вы должны были встречаться с его обитателями, "гопниками". Эту реальность еще никто в русской литературе не описывал. Мир гопников был безъязык и сер, пока не у него не появился свой Гомер, свой сказитель - знакомьтесь - Владимир Козлов, новая литературная звезда, автор книги с простым и страшным названием "Гопники".
Михаил Курабье: Володя, сначала пару слов для протокола о себе.
Владимир Козлов: Я родился в 1972 году, в городе Могилеве, в районе, который называется Рабочий поселок. Он был построен специально для жителей разных окрестных предприятий, которых там было очень много. Весь район был отделен предприятиями: завод искусственного волокна, желатиновый завод, который раньше называли просто "клейзавод". Туда завозили кости с мясокомбината, они там лежали кучами и разлагались. Соответствующий запах, когда проезжаешь в город на троллейбусе. Школьниками, мы ездили туда бить крыс - они там были огромными. Закончил школу, поступил в местный машиностроительный институт. Недоучился. Перебрался в Минск, поступил в Институт иностранных языков и уехал в Америку учиться в школе журналистики при Университете штата Индиана. Там был сильный департамент руссистики, много книг на русском языке, и многое впервые я прочитал именно там, в том числе Мамлеева и Сорокина.
М.К.: А когда писать начал?
В.К.: Ну, когда я в Могилеве жил, писать не приходилось. А вот в Минске написал пару маленьких рассказиков, но никому не показывал. В 2000-ом, уже в Москве, вспомнил то время, ту атмосферу, которые раньше вcпоминать было сложно, - хотелось, наоборот, забыть, - почувствовал, что мне интересна та реальность, и начал писать сначала рассказы, потом "Гопников", саму повесть.
М.К.: Все по памяти?
В.К.: Да, конечно.
М.К.: То есть все автобиографично?
В.К.: Более ли менее автобиографично. Ну, естественно, герой-рассказчик - это не я, это более абстрактный человек, немного выделяющейся из той среды, но лишь немного: жить там по совсем другим законам было невозможно. Конечно, сейчас я смотрю на тот мир по-другому. В нем есть какая-то своя эстетика, какой-то набор странных атрибутов, которые с другой реальностью несовместимы.
М.К.: Кстати, про атрибуты. А какая мода была на Рабочем поселке? Что носили?
В.К.: Клеши 26 см, телогрейка, на которой сзади трафаретом набивали разные надписи, типа "Heavy metal rock", "Accept ", шерстяная шапка с помпоном. Шапки натягивали очень низко, по самые глаза. Помню, одна учительница, глядя на это, сказала, что за границей так шапки надевают, потому что прячутся от ужасной буржуазной действительности, а у нас действительность социалистическая, и поэтому так шапки носить нельзя, неправильно. У нас помпончики, кстати, обрывали, потому что "на Рабочем с помпончиками не ходят". А у телогреек отрывали хлястики. То есть, если на Рабочем появлялся человек с помпончиком на шапке, к нему сразу подскакивали 2-3 человека и помпончик отрывали. Я тоже ходил в телогрейке, даже в школу - в восьмом классе. И в шерстяной шапке с оборванным помпончиком.
М.К.: А подростковая гиперсексуальность? В "Гопниках" - постоянный облом с тетками.
В.К.: К женщинам было особое отношение - и с их стороны тоже. Если ты жил на Рабочем и хотел познакомиться с девушкой, но не ходил драться за свой район, то шанс, что ты познакомишься, что она придет на стрелку и ты будешь с ней ходить, фактически был равен нулю. Правда, могли пригласить при каких-то обстоятельствах на групповуху, на "хор" - так там это называлось, - и ты бы мог как-то там поучаствовать. А еще, когда пытался снять кого-нибудь, действовала возрастная фишка: если тебе 15-16 лет, то все твои ровесницы уже разобраны пацанам постарше, и надо искать девушку, которая была бы на 2-3 года младше но уже с кем-нибудь ходила. За таких немногих дам шла настоящая война.
М.К.:А ты ходил "за свой район"?
В.К.: Нет.
М.К.: А как еще можно было заслужить свою репутацию у гопников? Были ли одиночки, люди вне этой системы?
В.К.: Были, наверное, но полностью сопротивляться этому миру невозможно. Чтобы выжить, нужно было обязательно соотносится с системой. Все, кто выделялся - представлял угрозу, и их довольно ощутимо вытесняли.
М.К.: Почему такая жестокая книга? Не боишься читателя шокировать?
В.К.: Жизнь сама по себе достаточно жестокая…
М.К.: Реализм, т.е.?
В.К.: В некотором смысле, наверное, реализм. Хотя там происходили и более жестокие вещи. Я писал о том, что видел, и эта жестокость совершенно реальна. Если в литературе встречается что-то слишком уж приглаживающее, мимикрирующее, мне кажется, что это не так адекватно, нечестно, что ли. Мой герой не позитивный, не негативный, а реальный, смешанный такой типаж. В реальной жизни с таким человеком было бы очень сложно общаться. И у меня нет к нему особых симпатий, это просто реальный человек из того мира.
М.К.: Прошлое не вторгается в твою жизнь?
В.К.: Это все-таки было детство, юность - достаточно радужный период. Все воспринималось тогда по-другому. Те вещи, которые кажутся ужасными сейчас, тогда были нормальными. В это был свой какой-то кайф. Кроме того, это все равно мой дом - хотел бы я этого или не хотел.
М.К.: Что тебя стимулирует писать?
В.К.: Музыка. На меня очень повлияла сибирская волна панка конца восьмидесятых. И я сам занимаюсь музыкой здесь, в Москве. С недавнего времени у меня панк-группа, называется "Дисфункция" - я пишу для нее тексты и музыку.
М.К.: Зачитай что-нибудь
В.К.: Стихотворения не хочу рассказывать, нужна музыка.
М.К.: Да, ладно. Пару строк.

В.К.:
В школе я учился
Ненавидеть себя
В школе я учился
Любить вождей
В школе я учился
Говорить хуйню
В школе я учился
Бить тех, кто слабей

М.К.: А что в литературных планах на будущее?
В.К.: Я сейчас пишу в некотором роде продолжение "Гопников". Первоначально "Гопники" задумывались как некий эпос, история с 13 лет и где-то до 17-ти. Когда ядописал первую часть, понял, что осталось что-то, что я недоговорил, и я вернулся ко второй части. Рабочее название "Школа". Это будет, отчасти, история о тех переменах, которые случились в стране и в жизни моих гопников, но, у меня остается ощущение, что никакие перемены, даже чья-то смерть или что-то подобное, не в состоянии изменить тот мир. Он, по-своему, очень застывший. Там остались те же понятия, та же идеология… тот же уклад жизни, что ли.