журнал "Афиша", Днепропетровск, № 6 (37), 24 марта - 6 апреля 2006

Владимир Козлов: "гопник" с феноменальной памятью

Модный писатель - о своей новой книге, авторском праве и судьбах русской литературы

На каждый культ найдется свой XX-й съезд. Мы столько лет подряд считали, что у советских детей самое счастливое детство, что не появись в начале XXI века на литературном горизонте Владимир Козлов со своими "Гопниками", наверняка с аналогичным текстом появился бы кто-то другой. Книга о циничных малолетних хулиганах, написанная предельно простым, примитивным языком и переперченная матом, как старые костюмы нафталином, произвела на аудиторию эффект разорвавшейся бомбы. Примерно так бы могла подействовать дохлая кошка, заброшенная сквозь окно на банкет в благородном обществе: ешьте, господа! Гротескные образы глупых и жестоких малолетних ублюдков из рабочего района, днем и ночью думающих только о выпивке, сексе и насилии, были смешными и одновременно отталкивающими до полного омерзения. Но на любые упреки ужасавшихся скептиков автор хмуро отвечал, что "школьные годы чудесные", проведенные в одном из спальных районов Могилева, не дадут ему соврать: всё так и было, разве что не всегда происходило лично с ним. О тех же нелицеприятных вещах стал рассказывать Козлов и в текстах своей панк-группы "Дисфункция", которую основал, перебравшись в Москву.
В последующие годы "гопницкая" тема получила развитие в книгах "Школа" и "Варшава". Герой Козлова меняет имена, внешность и друзей, но в контексте своего поколения по-прежнему остается вполне узнаваем: неглупый парень без определенных интересов и ориентиров в жизни, который не ждет от будущего ничего хорошего. Серый провинциальный фон в виде обшарпанных домов-коробок, пустых магазинов, дыма от заводских труб и вечно пьяных приятелей-дебилов, по которым плачут нары, постепенно отходит в прошлое, но в остальном ничего не меняется: взросление в условиях развалившегося Союза дается герою Козлова со страшным скрипом. Вот он с грехом пополам заканчивает ненавистную школу, вот едет в Минск и - о счастье, - поступает в вуз, а вот пытается зарабатывать, катаясь в Польшу челноком, - какая к черту учеба, тут бы выжить… В сущности, если не обращать внимание на полное отсутствие сюжета (авторский замысел здесь передается мелкими мазками через калейдоскоп бытовых сцен, повторяющихся рутинных действий, случайных диалогов), то становится очевидным, что все книги Владимира Козлова - о выживании. И новый роман "Плацкарт", завершающий тетралогию о взрослении, не является исключением. "Афиша" предлагает вашему вниманию эксклюзивное интервью с автором.

- Владимир, считается, что каждый пишет в основном о себе, и его взгляд на мир преломлен через призму личного опыта. Для многих твой триединый образ журналиста, музыканта и писателя не стыкуется с образом бывшего гопника, от скуки избивающего прохожих. Признайся, симпатизируешь ли ты своим несимпатичным героям?
- Само собой разумеется, любое творчество - это окружающий мир, пропущенный через себя, через свой личный опыт. Что до героев… я им симпатизирую, но не всем. Имеются среди них и полные уроды, к ним симпатий нет.

- Как тебе вообще пришло в голову писать о постперестрочных "генералах песчаных карьеров"? Была ли уже тогда задумка на четыретомную эпопею? Или ты просто пробовал перо?
- Когда я начинал "Гопников", о том, что будет дальше, конечно, не думал. Взялся за такой материал только из-за яркости своих воспоминаний о прошлой жизни и из-за того, что эта реальность нигде не была еще на тот момент описана.

- Успех "Гопников" во многом был спровоцирован изобилием шокирующих сцен и циничных высказываний. В романах "Школа" и "Варшава" эти углы постепенно сглаживались. И новая книга получилась (на мой сугубый взгляд) еще "серее" и спокойней, чем прежние. Значит ли это для тебя, что интересная жизнь вообще заканчивается после студенчества?
- Серость каждый понимает по-своему. Повседневная жизнь неизбежно серая, если только ты сам не делаешь достаточных усилий, чтобы ее расцветить, независимо от того, кто ты школьник, студент или пенсионер. Моему герою это не удалось.

- Сейчас будет пошлый вопрос, ненавидимый всеми авторами. Как и в прошлых романах, в "Плацкарте" напрочь отсутствуют эмоции, размышления, вообще любые проявления чувств - в тексте нет даже восклицательных знаков. В таком нейтрально-отстраненном повествовании каждый читатель способен найти что-то свое. Но лично автор какую мысль закладывал в книгу? Что жизнь - достаточно скучная штука? Или что жить - везде плохо? Ты ведь какое-то время жил в Америке, но потом вернулся...
- Лучше говорить не о том, что закладывал, а о том, как вижу "Плацкарт" сейчас. Это книга о постороннем, чужом человеке, не нашедшем себя ни в провинции, ни в столице. Там - убогость, пассивность, сидение на ж*пе и ворчание о том, как все плохо, здесь - официозно-буржуазный оптимизм-консумеризм, а герой словно завис где-то между этими двумя реальностями, на пути из одной в другую в плацкартном вагоне. Он не вписался в буржуазно-капиталистическую реальность, но и другой реальности у него тоже нет. Все наивные надежды (на Перестройку, на крушение коммунизма, на то, что капитализм окажется хорошим), рухнули, и он теперь в глубокой ж*пе.

- Чем собираешься заниматься теперь, когда "автобиография" уже рассказана до конца? Будут ли к ней дописываться с течением жизни новые тома? Или ты повернешь искания в другую сторону?
- Я недавно закончил новый роман "Попс". Главный герой там - студент, задумавший организовать панк-группу. Он младше меня на десять лет, и говорить об автобиографичности уже нельзя, хотя какие-то куски его опыта пересекаются с моим. Вообще же, писать о реальности, в которой жил сам, которую хорошо знаю, мне по-прежнему интересно, и что-то автобиографическое еще, думаю, будет.

- Твои первые романы пестрят давно забытыми, но узнаваемыми деталями ушедшей эпохи: цены на сигареты, названия песен, надписи на одежных лейблах… У тебя правда такая феноменальная память? Или ты откуда-то достаешь необходимую информацию?
- Многие мелкие детали действительно помнил или как-то "выуживал" из памяти, когда писал. Проверить практически невозможно, источников почти никаких нет.

- Часто ли тебя ругают за твои книги? Или все-таки чаще хвалят?
- По-разному. И хвалят, и ругают. В зависимости от вкуса и личных пристрастий читателя или критика. Например, "Варшаву", предпоследнюю книгу, больше хвалили, чем ругали.

- Недавно у тебя прошел в Москве литературный вечер. Расскажи о своих впечатлениях. Не считаешь ли ты подобные вечера вымирающей практикой, анахронизмом?
- На литературном вечере я в первый раз читал свои тексты на публике, и мне было просто интересно попробовать, посмотреть, что получится. Старался, чтобы не было монотонно и скучно, и, по отзывам, вроде бы получилось. Практику таких вечеров вымирающей я не считаю, во многих странах писатели ездят в тур по стране с чтениями, продвигая новую книгу. Это возможность пообщаться с читателями не через гостевую книгу сайта, а непосредственно, и такая возможность, я считаю, должна существовать. В России, если говорить о немассовой литературе, такие туры невозможны из финансовых соображений. Я знаю, что большинство моих читателей живут не в Москве, но возможности с ними встречаться, увы, нет…

- А какой ты вообще видишь свою аудиторию? Считаешь ли, что, перейдя в "Вагриус", стал более доступен читателям? Осознавая, что у "Ad Marginem" была иная аудитория, начнешь ли теперь писать по-другому?
- Аудитория моя, судя по отзывам в гостевой книге (а это практически единственная возможность что-то узнать о ней), очень пестрая. В основном - люди, интересующиеся современной литературой, возраст - от пятнадцати до тридцати пяти. Надеюсь, что у "Вагриуса" лучше система дистрибуции, и найти мои книги в магазинах будет легче. Писать по-другому, ориентируясь на какую-то аудиторию, конечно, не буду. Я же не занимаюсь коммерческим продуктом, который, прежде чем выпускать, надо просчитать в зависимости от потенциального потребителя. Кроме того, разговоры об аудитории "Ад Маргинем" или аудитории "Вагриуса" очень условны, потому что оба издательства выпустили очень много разных книг для разных категорий читателей. Да и вообще, не думаю, что обычный, массовый читатель обращает внимание на издательство, выпустившее книгу.

- Как относишься к авторскому праву? Например, многие мои знакомые с удовольствием читают Козлова в сети, но в общем-то не прочь и книгу купить - просто в продаже найти не всегда легко.
- Мое отношение к авторскому праву неоднозначное и не раз менялось за последнее время. В принципе, нет ничего плохого в существовании электронных библиотек, если они некоммерческие и согласовывают с авторами размещение их текстов. С другой стороны, при небольших и все время падающих тиражах современных русских авторов хождение текстов в интернете сокращает продажи книг, и издательства потом начинают говорить писателю что-то вроде: "Ну, продадим мы три тысячи твоей книги, и зачем нам это надо?" Кроме того, обидно, когда на что-то другое люди денег не жалеют, но считают, что литература должна быть обязательно халявной и платить за нее западло. О том, что книги сложно найти в продаже, я знаю. Год назад был в Киеве, заходил в магазины и не нашел там не только своих книг, но и многих других, выпущенных "Ад Маргинем". Это проблема дистрибуции, и как-то повлиять на ее решение я, увы, не могу.

- Раз уж мы затронули Паутину… Что ты можешь сказать по поводу интернет-литературы? Есть ли у нее будущее? Превратится ли когда-нибудь "гусеница" в "бабочку", или сожрет всю "бумагу", но гусеницей и останется?
- По моим понятиям, интернет-литература в бывшем СССР появилась прежде всего из-за невозможности издания современных текстов в бумажном варианте. Почти десять лет современную некоммерческую русскую литературу не печатали практически нигде, кроме толстых журналов. А у них идеологические и эстетические рамки были узкие, и многие тексты туда просто никак не могли вписаться. То есть, за исключением экспериментальных вещей с элементами гипертекста и прочих чисто интернетовских фишек, это была обычная литература, не попадавшая на бумагу. Потом, начиная года с 99-го, ситуация начала меняться, многие тексты, в том числе, опубликованные раньше в интернете, начали выходить на бумаге, и граница между электронными и бумажными текстами (по содержанию) размылась. Так что сейчас какой-то особой интернет-литературы со своей идеологией и эстетикой не существует, есть литература на разных носителях, и соотношение между бумагой и электронным текстом очень быстро меняется не в пользу бумаги.

- Кто твои любимые писатели? Встречалось ли в последнее время что-то новое и интересное?
- "Список" любимых писателей постоянно меняется - в зависимости от своего опыта, от появления новых имен, а какие-то впечатления просто "тускнеют". Поэтому лучше назову тех, кто в него попадал за последние лет десять-двенадцать. Хемингуэй, Гессе, Камю, Керуак, Буковски, Хьюберт Селби, Набоков, Лимонов, Саша Соколов, Уэльбек. За русской литературой слежу мало, из того, что попадалось в последнее время, ничего не произвело большого впечатления.

- Как развиваются твои музыкальные эксперименты?
- Сейчас музыка пересеклась с литературой: я делаю компьютерные подложки для аудиокниги. Это будет комбинированный сборник рассказов: книга плюс диск. Рассказы для диска буду начитывать сам, выйти все должно этой осенью.

- Одна из самых смешных деталей прозы Владимира Козлова - пассажи на белорусском суржике в исполнении старорежимных старух. Украинцу без улыбки эти места читать невозможно. Становится понятно, почему россиян, в свою очередь, забавляет "мова". Но вопрос не об этом. Считаешь ли ты тот факт, что многие белорусы и украинцы не пишут книг на родном языке (ибо не видят смысла), национальной трагедией? Мы ведь, к слову, и сейчас общаемся на русском...
- Трагедия не трагедия, но это, конечно, проблема, если ты не можешь писать на языке, который считаешь родным и на котором лучше получается. С другой стороны, каждый сам делает выбор, что важнее: писать на том языке, на котором хочешь, или на том, который перспективнее (например, больше возможностей напечататься). Для меня этот выбор никогда не стоял, потому что я с детства говорил на только на русском, а белорусский выучил в школе, но не настолько хорошо, чтобы пытаться на нем писать.

- Да! Чуть не забыл. У тебя сейчас есть уникальная возможность сказать пару слов украинским читателям.
- Я неоднократно получал отзывы от украинских читателей, и это порадовало. Надеюсь, что они смогут найти что-то интересное для себя не только в первых книгах, где описывается опыт, знакомый многим людям моего поколения во всем бывшем СССР, но и в последних, про наше время. Капитализм-консумеризм одинаково отвратителен в любой пост-советской стране.

Беседовал Артем Явас.